Политизация религии препятствует духовному оздоровлению общества

В условиях колоссального разрыва между внешней религиозностью и массовым незнанием основ веры, Россия стоит перед угрозой превращения церкви в политический институт и расколом общества по религиозному признаку. Доклад Татьяны Коваль на XIV Апрельской конференции ВШЭ.

Два народа, две церкви

В своем докладе «Современная религиозная ситуация в России: основные тенденции» заместитель декана по науке Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Татьяна Коваль констатирует, что в современной России сложилась во многом уникальная религиозная ситуация: «Она вписана в общий контекст затяжного нравственного, политического и социально-экономического кризиса, в котором пребывает российское общество. Душа его страдает в относительно молодом, но искалеченном государственно-политическом теле, покрытом язвами коррупции, с бюрократической опухолью и повышенным государственным давлением».

Тяжело больно общество, но в не меньшей степени и церковь, и другие религиозные организации. Вместе с тем, духовный пульс еще сохраняется: в простых жизненных переживаниях, любви и сострадании, поисках смысла жизни миллионов людей, в подвижничестве простых верующих и священников.

При этом в России религиозный ренессанс стал носить весьма специфический характер. Религия не сплотила, но во многом разъединила людей. События прошедшего года фактически раскололи страну, а точнее, вывели на поверхность копившиеся идейные и духовные противоречия. Многие исследователи не без основания говорят о том, что сейчас в стране есть «два народа, две церкви».

Автором описаны три основные религиозные тенденции, которые могут стать весьма опасными для стабильности и целостности России. 

 

РПЦ как политический игрок

К первой тенденции можно отнести политизацию религии. В последние годы Русская Православная Церковь все больше становится не только религиозным институтом, но и важным самостоятельным политическим игроком, как на территории России, так и в мире, в первую очередь на постсоветском пространстве.

РПЦ все больше напоминает закрытую корпорацию с четкой политической державно-имперской программой, ориентацией на симфонию с государством, неприятием демократии, ясными представлениями об идеальных формах правления (монархии в ее абсолютистском варианте), «геополитическим проектом» (определение Патриарха) под названием «Русский мир». Глубоко политизирован вопрос о численности православных верующих.

Построение в церкви властной вертикали повторило с запозданием аналогичный процесс в государстве. Год назад, казалось бы, обозначился и новый властный тандем — Президент и Патриарх. Симптоматично, что ряд крупных государственных деятелей возглавляют религиозные организации и фонды. 

 

Политическая активность вместо благотворительности

Другой тенденцией стала идеологизация религии. Православие играет роль идеологии, приверженность которой воспринимается как знак благонадежности, нравственности, патриотизма и становится почти «обязательной» для многих деятелей ведущих политических партий и государственных структур. 

В целом церковную идеологию можно определить как державно-этатистскую. За последние десятилетия политическая линия РПЦ претерпела существенную трансформацию. Начав с поддержки демократических преобразований, она стала ориентироваться с середины 90-х годов на антидемократические идеи и авторитарные формы правления. В идеале, судя по церковным документам и выступлениям высшей иерархии, речь может идти о неограниченной монархии, которая была бы способна осуществить идеал «симфонии» с церковью, а это, в свою очередь, предполагает превращение православия в государственную религию.

При этом, подчеркивает автор доклада, политическая активность РПЦ заметно обгоняет ее социальную деятельность. Благотворительность, забота о «сирых и убогих» во многом остается делом подвижников-одиночек. Однако именно в этом направлении может осуществляться плодотворное сотрудничество религиозных и общественных благотворительных  организаций и государства.

Пока же ясно, что  РПЦ проигрывает другим религиозным организациям, прежде всего, протестантским, в организации и мобилизации верующих в социальной деятельности. Также она не нашла нужной тональности и формы общения с широкими слоями современного общества, в том числе далеких от религии граждан. 

 

Православный по национальности

Третьей, самой опасной, тенденцией Коваль считает «национализацию» религии, которая становится не просто важнейшим компонентом этнонациональной идентичности, но и основой для развития националистических тенденций. Это относится как к исламу, так и к православию, а также всем религиям и верованиям России, включая шаманизм северных народов. 

Важно, что подавляющее большинство россиян (75%) называют себя православными, но при этом почти половина из них вообще не верят в Бога. Этнический принцип (русский значит православный) закрепился не только в общественном сознании, но и богословски обоснован в официальных концепциях РПЦ (о «канонической территории» и особенно к примыкающей к этому менее известной концепции о «культурной канонической территории»). Другими словами, такая принадлежность к религии «по крови» не предполагает ни обязательности наличия веры как таковой, ни осведомленности об основах вероучения, ни тем более религиозной практики, ни исполнения заповедей. Однако она реанимирует архаические пласты сознания, легко может стать инструментом политической мобилизации, орудием сплочения против любого надуманного общего «врага», средой для развития агрессии и насилия, совершаемого «во имя Божие», «ради защиты веры и церкви» и т.д.

Эта тенденция способна разнести страну на этноконфессиональные куски, породить этнические конфликты под религиозными знаменами. Причем тенденция национализации религии исходит как от общества, так и от религиозных организаций. 

 

Недоверие к личности

Все эти тенденции становятся особенно опасными в условиях колоссального разрыва между внешней религиозностью и полным незнанием основ веры у россиян. В результате мы видим не возрождение православной веры, а религиозный синкретизм, возрождение язычества, архаических верований, магии и колдовства.

Ситуация усугубляется еще и тем, что сама РПЦ во многом искажает основополагающие христианские ценности, считает Т. Коваль. Не отрицая богоподобия и даже развивая учение об «обожении» как высшей цели жизни, РПЦ делает акцент на тяжелых последствиях грехопадения. Из современных, т.е. принятых начиная с 2000 г. официальных церковных документов, не говоря уже о текстах выступлений и проповедей высших иерархов, следует, что человек — грешное существо, которое не может без помощи церковных пастырей и государственных чиновников даже уразуметь, в чем заключается его благо, а тем более, к этому благу прийти.

При этом в православии, в отличие от западного христианства с его понятием «естественного нравственного закона» и современными концепциями «людей доброй воли» и «анонимных христиан», сохраняется традиционная предубежденность по отношению к неверующим и «инославным», а «светский гуманизм» видится главным врагом.

Это принципиальная ошибка, потому что именно светский гуманизм и искренняя вера, хотя и иная, могут быть главными союзниками в борьбе с подлинным врагом общего блага — злобой и ненавистью, уничтожением жизни в прямом и косвенном виде, унижением человеческого достоинства, попранием справедливости и т.д.

Т. Коваль заключает: без приведения социальной доктрины РПЦ в соответствие с конституционными основами, как и вообще без серьезных изменений в церкви, которая должна нести свет любви, милосердия и прощения, а не поощрять создание отрядов православных боевиков и подобных им групп, духовно-нравственное оздоровление общества вряд ли будет полноценным.