«Всегда рад людям, с которыми можно делать что-то новое»

В Высшей школе экономики продолжается прием в аспирантуру. О том, каким критериям должны соответствовать абитуриенты, о взаимоотношениях научного руководителя и аспиранта, о том, с чего лучше начинать свой путь в науке и как по нему двигаться, рассказывает ординарный профессор ВШЭ Фуад Алескеров.

— Фуад Тагиевич, вы помните своих первых аспирантов?

— Конечно, помню. У меня их, кстати, не так уж и много было — около десяти в России и за рубежом, а ведь есть профессора, у которых по тридцать-сорок аспирантов. Зато я могу отметить, что мои аспиранты — люди неординарные, почти все они сейчас на ведущих позициях в своих университетах и организациях. Я их вообще никогда не рассматривал как аспирантов, для меня они всегда были прежде всего коллегами по работе. Мой подход такой: есть какая-то задача и есть люди, с которыми я начинаю ее решать. Это может быть аспирант, студент, человек со стороны, никак не аффилированный с организацией, в которой я работаю, но с которым мне интересно взаимодействовать. А дальше идет работа, дальше мы получаем результат, он представляется на семинарах и ложится в основу статьи. Затем все накопленное материализуется в виде диссертации. В процессе этой работы я не смотрю на аспиранта сверху вниз, он — мой коллега. Это касается не только аспирантов. Я всегда говорю, что студенты могут делать работы лучше некоторых профессоров, это нормально.

— Но в научной работе наверняка есть нюансы, которые начинающий исследователь может упустить из виду или к которым он может не знать, как подступиться?

— Что они не всегда умеют, так это ставить задачи. Это приходит с опытом. Причем некоторые научаются очень быстро, а кому-то для этого требуется больше времени. Другая проблема связана с умением презентовать полученные результаты и писать статьи. Этому нужно учить. Так же, как меня когда-то этому учили мои учителя.

— От западных профессоров, приезжающих в Россию, нередко можно услышать, что российские студенты и аспиранты слишком зависимы от научных руководителей, слишком нерешительны, когда дело доходит до генерирования собственных идей. Вы согласны с таким мнением?

— Возможно, когда они только приходят в лабораторию, это и так, но мы из них всю «стеснительность» быстро изгоняем. Какой от нее толк? Другое дело, что самоуверенность и независимость не должны перерастать в безответственность. Как я, например, организую работу с аспирантом? Ставлю задачу, прошу что-то сделать, назначаю время для проверки результата. И так, шаг за шагом, потихоньку, маховик исследовательской работы раскручивается. А бывают люди, которые, получив задачу, исчезают на полгода, а потом вдруг приходят, начинают извиняться, оправдываться… С такими людьми я безжалостно расстаюсь. Мне неинтересно попусту тратить время на того, кто не уважает меня, а главное, не уважает свою собственную работу.

— Как в таком случае вы отбираете аспирантов? Как «притираетесь» друг к другу?

— Это сложный процесс. Почти всех аспирантов я «вел» со студенческой скамьи. Как это обычно бывает? Где-то в двадцатых числах сентября ко мне приходят студенты, которые где-то прочитали объявление, что-то услышали о лаборатории и заинтересовались этим. Таких студентов поначалу набирается человек пятнадцать-двадцать, не меньше. Две трети из них не выдерживают темпа, который я задаю, и в декабре из них остается человек пять. К следующему февралю-марту остаются, скажем, трое — это «высший пилотаж», с ними уже можно всерьез дела делать. Вот такая получается жесткая селекция.

Собираемся с ними примерно раз в неделю, иногда реже — график мой настолько плотный, что больше времени почти не остается, — и обсуждаем проблему прямо у доски. Тогда сразу становится заметно, есть ли у человека огонь в глазах, чего он может добиться. Причем я не настаиваю на какой-то конкретной исследовательской теме. Если она неинтересна, возьмем другую. Задач много — людей, которые могут решать задачи, мало. Кто-то любит доказывать теоремы? Замечательно. Пусть занимается этим. А кто-то предпочитает работать с данными — значит, ему нужно дать такую возможность. Моя основная роль в этом смысле — помочь аспиранту найти себя, наиболее эффективно применить свои знания и способности. Если человек хорошо поднимает штангу, зачем заставлять его бегать марафон? Толку от бега не будет, а вот если помочь ему со штангой, то он, может быть, будет поднимать ее лучше всех.

— К вам в лабораторию и в качестве аспирантов приходят люди из совершенно разных научных сфер и специальностей. Как удается находить общий язык и с математиками, и с политологами, и с кибернетиками?

— Для наглядности приведу такой пример. Несколько лет тому назад я сделал работу, которая ввела новый тип индексов влияния. Тогда возникли, с одной стороны, математические задачи — как эти индексы описать (этим занялся Дмитрий Шварц, и были получены совершенно блестящие результаты). С другой стороны, ко мне с факультета прикладной политологии пришла Рита Камалова, и я попросил ее проанализировать с помощью индексов рейхстаг Веймарской Германии. Рита изучила всю литературу, продумала наполнение моделей и на выходе получила замечательную работу, она проникла в материал настолько глубоко, насколько это было возможно. Приглашение в соавторы представителей других дисциплин очень важно, я в одиночку за эту работу взяться бы не рискнул. В данном случае мы соавтором взяли еще и немецкого исследователя Манфреда Холлера, который знаком с материалом и сделал нам некоторые подсказки.

Я такие примеры могу привести и из других областей, в которых применяются мои модели. Если люди работают, это сразу видно. Больше того, я сам у своих аспирантов учусь — я это всерьез говорю. Они находят приложения моделям, и я впитываю новые знания о конкретных областях. Скажем, недавно по моделям развития защитился Митя Веселов. Знаете, сколько времени мы провели здесь с ним, обсуждая их? Это ведь не моя область, и я мог высказывать только общие соображения, остальное было за ним. Я действительно очень многими вещами интересуюсь и всегда рад, когда ко мне приходят люди, с которыми можно делать что-то новое.

— Нехватка людей, способных решать задачи, о которой вы говорили — это феномен кризисных для российской науки лет, или их всегда не хватало?

— Знаете, я очень благодарен руководству Вышки за то, что в университете делается очень многое для того, чтобы у молодежи были стимулы для вхождения в науку. Потому что если ты получаешь пять тысяч рублей, то при всей любви к науке, ты будешь искать что-то на стороне — жить-то и содержать семью надо. Но очень важно иметь этот внутренний импульс к занятию наукой, а таких людей никогда не бывает много. Без огня внутри, без желания сделать открытие, которое и будет главной для тебя наградой, ничего не получится. Помните это восклицание: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»? Он ведь понимал, что он сделал. Вот это ощущение, которое испытывает молодой ученый (и немолодой тоже), когда он качественно делает свою работу, счастье от того, что тебе удается постичь нечто новое, оно компенсирует недостачу в материальных доходах. Другое дело, что эта недостача не должна быть вопиющей.

— К вам идут такие люди?

— Только такие. С другими я прощаюсь. Просто плодить людей с кандидатскими степенями — это не по мне. Иногда говорят, что кандидатская диссертация — это научный труд, написанный научным руководителем в самое неудобное время. Так вот, у меня такого никогда не бывало. Мои аспиранты сами пишут работы. Как супервайзер я им помогаю, что-то объясняю, но дописывать за кого-то диссертацию, потому что «нужно защищаться» — это неприемлемо. Это просто нечестно, хотя бы по отношению к науке. Есть научные стандарты, которых нужно придерживаться.

— Вы много преподавали и работали с аспирантами во французских, американских, турецких университетах. Расскажите о ваших зарубежных учениках.

— Один из них, которого я очень люблю, — Джон Дуган, с ним я работал в Калифорнийском технологическом институте. Это — выдающийся специалист, который сейчас уже руководит научным центром в Рочестере и является членом редколлегий ряда крупных журналов, а свою первую работу он писал со мной. Другой мой «зарубежный» аспирант — Владимир Макаренко. Дело в том, что аспирантуру он заканчивал в Париже, и я был его соруководителем. Сейчас Владимир работает в Канаде и сам является руководителем магистерской программы Монреальского университета.

Один из моих зарубежных студентов Ремзи Санвер даже стал ректором динамично развивающегося турецкого университета Бильги. Я как раз был в Стамбуле, когда ему поступило предложение, и он пришел посоветоваться о том, стоит ли ему эту должность принимать. Я ему ответил, что, с одной стороны, я рад за него, а, с другой, мне грустно, потому что у него теперь почти не останется времени на науку, а он очень талантливый исследователь.

— Общаясь и работая с ними, вы ощутили пресловутую разницу в менталитете и подходах к научной деятельности?

— Наука, если она настоящая, — везде наука. Я как-то разговаривал с нашим известным дирижером, человеком, к математике не имеющим никакого отношения, и когда он мне стал рассказывать, как добивается понимания музыкального произведения и как выстраивает оркестр, я вдруг понял, что мы в науке, в совершенно другой области, делаем то же самое. Модели управления похожи, а разница всегда на индивидуальном уровне. Я, например, считаю, что со своими аспирантами работаю достаточно много. И на Западе я знаю профессоров, которые со студентами много времени проводят. А есть и те, кто дает аспиранту задачу и отправляет его в «свободное плавание» за решением. Такой подход тоже может приносить результат.

— В сентябре начнется новый учебный год, для кого-то он станет первым в Вышке. Что делать студенту, который чувствует в себе тягу к науке, но еще не вполне понимает, за что ему браться? С чего ему лучше начать?

— На первом курсе бакалавриата неправильно требовать от студентов заниматься наукой, но в Вышке было введено начинание, которое я очень поддерживаю, — научные семинары. Вот им я призываю уделять большое внимание. Конечно, поначалу они будут не вполне научные, и что-то может показаться не совсем интересным — все равно нужно ходить и слушать. Студенты побаиваются приходить на научные семинары, боятся, что не все смогут понять. Но надо себя преодолевать. Нужно пытаться найти «зерно», находить для себя что-то полезное. С этого умения все начинается.

Я вспоминаю собственный опыт. Моим учителем был Марк Аронович Айзерман, который сразу нам сказал: «На семинары ходить надо». Первый семинар был по теории оптимального управления, эта тема мне была знакома и интересна, как и тема второго семинара — по логике. А вот третий семинар был по управлению в биологических системах. Об этом я совсем ничего не знал. Я пришел к Марку Ароновичу и спросил: «Можно я буду ходить на то, что относится к моей специальности, что я знаю, а другое пропущу?». Он ответил: «Нет». И он был прав. Уже потом я понял, что именно на семинарах выковывается научная школа. Там можно увидеть, чем занимаются твои коллеги, там можно услышать, как формулируются вопросы и как на них даются ответы. Семинары — это возможность не замыкаться в узком пространстве своей специальности. Они дают широту научного взгляда, а это очень важно.

И, конечно, нужно ходить на спецкурсы к людям, которые рассказывают что-то новое. На них между преподавателем и студентом обычно и завязываются отношения, которые затем перерастают в совместную исследовательскую работу. Не нужно терять времени, потому что для подготовки качественной кандидатской диссертации трех лет аспирантуры, вообще говоря, мало. Да, в бакаларвиате вы не будете решать те задачи, которые составят основу диссертационной работы, но зато вы накопите тот багаж, которым затем сможете пользоваться.

Несколько недель назад со мной на конференции в Париже были четверокурсники Евгений Митичкин и Сергей Швыдун, и доклады, с которыми они выступали, были очень хорошо приняты. Студенты могут делать хорошие работы, в этом у меня никаких сомнений нет. Как и в том, что хорошая дипломная работа не определяется ее объемом. Моя работа, например, составляла всего 14 страниц в скоросшивателе, написанных от руки. А сейчас в Вышке почему-то требуют, чтобы дипломная работа содержала 70-80 страниц. Деревья жалко.

И напоследок. Я когда-то прочел лекцию о том, как готовить диссертации, дипломные и курсовые работы, а потом опубликовал на их основе статью. Теперь, когда меня спрашивают о советах, я отсылаю к этому тексту.

 

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ